Благовещенцы помнят его как одного из первых местных телеведущих – вместе с коллегой он вел на «Арт-видео» популярную тогда музыкальную программу «На гребне волны». После был арт-директором не менее популярного ночного клуба. Но в 2004 году он принял решение поехать в США. Тогда речь шла о короткой поездке, но как итог – экс-благовещенец нашел в Америке свою любовь, получил гражданство и живет в Майами. За годы жизни в США ему приходилось работать на стройке, ухаживать за пенсионером, трудиться в ювелирном бизнесе, освоить профессию водителя-дальнобойщика, при этом, как когда-то в Благовещенске, оставаясь на гребне волны. О своей жизни Константин искренне рассказал Amur.life. Встретиться с Костей удалось в Благовещенске – сюда он приехал на лечение после серьёзной аварии, в которую попал в Америке.
– Костя, ты родился в Благовещенске?
– Вообще я уроженец Еврейской автономной области, и оттуда наша семья переехала в Благовещенск. Я оказался здесь в 7-летнем возрасте.
– В 2004 году ты уехал в США. Как это вышло?
– Это получилось случайно. Совпадение определенных факторов! У меня уехала девушка и решила там остаться. Я узнал, что она начала с кем-то встречаться, решил сделать визу, чтобы слетать и попытаться поговорить с ней, чтобы она вернулась назад. Кстати, в получении визы мне очень помог Роман Ильюхов, мы были товарищами по работе (Рома, привет!). Он сел за компьютер, стремительно заполнил все нужные формы, и мы их отослали. Ему тогда тоже хотелось поехать за границу, по-моему, куда-то в Европу. Мы прошли собеседование во Владивостоке, то есть Рома не прошел, а я прошел.
У меня было приглашение из бизнес-школы для обучения английскому языку. В Нью-Йорке у меня жил знакомый. Я подумал, что мне будет это интересно, и так я получил студенческую визу на полгода.
Самое интересное, когда я туда приехал, эта бизнес-школа закрылась, а мои документы были у них. Оказывается, руководство школы участвовало в махинациях с отмыванием денег, был нецелевой расход государственных денег. Я-то ехал действительно с чистыми помыслами, учить язык, а огромное количество народу просто приезжало, чтобы устроиться на работу, и люди платили деньги. Когда я приехал, их активы и руководитель уже были арестованы.
– Сколько тебе лет было на момент отъезда, чем ты занимался тогда в Благовещенске?
– Мне было 34 года. До этого я работал арт-директором ночного клуба «Ангелы», а незадолго до отъезда устроился работать в крупную сетевую компанию, что-то в коммерцию потянуло. И почему-то у меня сразу хорошо получилось продавать очистители воды и технику, косметику по уходу. На момент отъезда, когда я уже ехал забирать визу, мне предложили должность директора по косметике. Я должен был переехать в Тынду, открыть там офис…
– Но вместо Тынды ты уехал куда?
– В Майами! Но в тот момент не в Майами, конечно, я уехал в Нью-Йорк, в Бруклин.
– С девушкой встретился?
– Когда я туда летел, она уже была замужем, и, естественно, встречаться с замужней женщиной – это глупый поступок. Но я ее как-то однажды встретил в самом большом в мире универмаге Macy's. Я поднимался вверх на эскалаторе и увидел ее, без всякой мысли, чтобы вернуться и попытаться что-то сказать.
– У тебя английский еще был не идеальный?
– Я до этого учил немецкий, если можно так сказать, что учил. Ихь бин больной (смеется). Перед отъездом я посещал преподавателя, так он мне вбил в голову большое количество глаголов и определенных фраз, и, как я потом узнал, это был британский выговор. И несколько раз, когда я пользовался этими фразами, мне говорили – «Ооо, вы из Британии?». Прошло уже больше 18 лет, и сейчас я уже с британским акцентом не могу сказать.
– В общем, ты поехал с небольшим языковым багажом.
– С никаким! Сказать – это одно, а понять, что тебе ответили, это другое. Но все было проще, чем может показаться. Когда я приехал, сразу устроился в русский бизнес, английский был не нужен.
– У тебя был знакомый, который мог тебя поддержать, сориентировать на первых порах, предоставить тебе жилье?
– Да, был такой товарищ, у которого я первое время, месяцев 5, снимал спальное место. Они жили с маленьким ребенком, им помощь финансовая была очень кстати. Я у них пожил, помог им, и это помогло мне.
– Через какое время ты уже попытался устроиться на работу?
– Работал я уже через неделю. Первая неделя была узнавательно-познавательная. Жена товарища – она художник – сразу предложила мне работу: у нее был человек, который имел реставрационный бизнес, еще там делали изделия из серебра и золота. У меня была неделя, чтобы я мог сам найти работу, но для любого приезжего первый вопрос, если ты не разговариваешь на английском, особенно на Брайтоне, звучит так – как давно вы в Америке? (говорит с еврейским акцентом). Но это задается не для того, чтобы помочь или оказать тебе сочувствие, а чтобы узнать, насколько можно тебя, скажем так, немножечко поиметь. Потому что ты еще не знаешь местных правил и не в курсе всего происходящего. Даже можно было прийти в агентство, где тебе за твои деньги находили работу, и там тебе говорили, что ты поработаешь, и оплата за первые две недели идет в счет агентства. Тебя брали на две недели, ты работал, отдавал зарплату агентству, а оно возвращало половину суммы работодателю, ну а через 2 недели тебя увольняли.
– Ты не попался на такую схему?
– Нет, я сразу устроился на нормальную работу. В той компании занимались обработкой изделий из цветных, драгоценных и полудрагоценных металлов, реставрацией античных старинных вещей. Первое, на что я попал, – знаешь, есть такие люстры в человеческий рост, их очень любят покупать сирийские евреи, такие люстры сделаны из брасса – это сплав на основе бронзы. Они состоят из маленьких сегментов, которые потом собираются вместе. Сначала это все отливается, потом это нужно обрабатывать, шлифовать, полировать и покрывать золотом. И все, люстра готова к продаже за огромные деньги – от 25 тысяч долларов минимум.
– Ты делал такие люстры?
– Я участвовал в процессе сборки этих люстр, проработал около 2 месяцев, но это немного грязная работа, и я проявил инициативу, чтобы делать что-то не такое грязное, а более тонкое, и стал делать из резины формы предметов, которые нужно изготовить или скопировать. Здесь было очень много ювелирной работы, и я даже немного горд, что там работал. Мы делали изделия для таких людей, как Михаил Шемякин (художник, скульптор), Эрнст Неизвестный (скульптор, умер в Нью-Йорке в 2016 году), Леонид Соков (художник, скульптор, скончался также в Нью-Йорке в 2018 году). Шемякин дважды стоял у меня за спиной, смотрел, как я делаю работу, Эрнст Неизвестный тоже приходил, просил сделать для него кое-что – это была статуэтка, такая маленькая собака. И кстати, мы делали статуэтки «Орфей» – подобные вручают на телевизионной премии «ТЭФИ» – это скульптура Эрнста Неизвестного.
– Но это не стало твоим потолком?
– Дело не в потолке. Пришел 2008 год, и бизнес подобного рода стал угасать. Мы были сильно связаны с шоурумс – места, где выставляются эти античные изделия, и их владельцы стали это меньше продавать. У меня на глазах Хантер – это небольшой городок с лыжной базой – как показывают в фильмах, все заснежено, все светится празднично, как на открытке. Так вот в 2009 году половина этой деревни уже была заколочена – закрыты ресторанчики, кинотеатры…
– Ты оставался без работы?
– Да там часто приходится оставаться без работы по тем или иным причинам. Что интересно, в Америке долгая работа на одном месте не то что не приветствуется, но если ты пишешь резюме и по резюме видно, что твоя следующая работа более оплачиваемая, то эти люди более востребованы, чем те, кто проработали 10 лет например на одном заводе.
– Какой у тебя послужной список получился за эти годы?
– Ой, он очень большой! Начиная от этой реставрационной работы, потом у меня была стройка, я работал на настоящей стройке.
– Руками?
– Да, конечно. Как говорят на Брайтоне, не захотел работать головой, работай руками (смеется). Сначала я был учеником, на подхвате, а потом ставил стены. Это называется карпентер – как плотник, но только более широко. Эти люди ставят стены. Потом после этого я вспомнил свое медицинское образование – в Благовещенске учился когда-то на фельдшера-акушера в нашем медицинском училище, отработал в третьей горбольнице, на скорой помощи работал, пока был студентом… И вот в Америке у меня появилась возможность получить образование nurse – это медсестра, и есть еще регистрационная медсестра. У них зарплата порядка 80 тысяч долларов в год. Это очень неплохо!
– И ты был медбратом?
– Нет, не был ни медсестрой, ни медбратом. Получить образование стоит около 30 тысяч, но есть компании, которые помогают пенсионерам. Например, ты можешь там работать хоуматендент – тебе нужно мыть полы, готовить еду, убирать за пенсионером, помогать ему принимать душ…
– Типа сиделка, помощник?
– Да, а есть хоум хеалз кеа – это помощник, скажем так, для здоровья. Конечно, тебе тоже приходится убирать, но еще раскладывать таблетки и следить за приёмами препаратов. Так вот есть одна компания, которая дает возможность людям, проработавшим 3 года, бесплатно получить образование регистрационной медсестры, они все оплачивают, и нужно потом у них работать. Так я проработал полтора года помощником по здоровью.
– И кто был твоим опекаемым?
– Это был замечательный человек, Миша. Он меня не хотел ни менять, ни отпускать, мы нашли общий язык. Он был очень интеллигентный. В бытность при СССР он был начальником одной очень известно гостиницы в Харькове. Самое интересное – он по национальности еврей, и почему-то он думал, что я тоже еврей. А у нас было запрещено правилами компании носить на работе, например крест, мало ли какого вероисповедания мог оказаться человек, с которым ты работаешь. И я не носил свой православный крест, который получил при крещении. Мы с ним расстались в итоге хорошими друзьями, и один раз я зашел к нему в гости в Нью-Йорке. Он увидел у меня крест, была такая пауза и потом: «Костя, так вы не еврей?!» (смеется). Было видно, что он немножко шокирован.
– Что было дальше?
– Ну а дальше был мой переезд из Нью-Йорка в Майами. Я туда уехал на мотоцикле, это заняло два дня пути.
После этого у меня еще промежутками были такие времена, когда я работал с художником по оформлению домов. Мы делали такие барельефы в домах богатых людей. Я помогал своему товарищу и получал за это неплохие деньги по тем временам. После 2008 года эти подработки испарились, но навыки остались, и приходилось иногда из Майами летать в Нью-Йорк на подработки. Мы оформляли какие-то магазины, промышленные помещения.
Постепенно приживаясь во Флориде, я нашёл работу по ремонту хирургических инструментов. И те навыки, которые я получил во время реставрации, и рука была поставлена – в итоге у меня очень хорошо это пошло. Работа была под микроскопом, лазерная сварка, пайка серебром. Для компании ремонт одной такой штуковины для лапароскопии обходился где-то в 800 долларов. Я делал не сильно в быстром темпе, 4-5 инструментов в день. Заработок был не очень большой, скромный, но плюс был в том, что мы работали по форме W2. Эта форма считается одной из самых лучших, компания оплачивает все твои налоги, и ты подстрахован по вопросу пенсии, поэтому многие американцы предпочитают работать именно по форме W2. Еще можно работать по так называемому грязному чеку, но люди немножко жадничают, и когда приходит время, то оказывается, что твоя пенсия 300 долларов, а только за бензин в месяц, чтобы на работу ездить, ты платишь 450 долларов.
Потом мы с женой сделали интересный расчет, могу ли я получить ипотеку, чтобы купить свое жилье. Наш знакомый, который занимался такими расчётами, посмотрел мою зарплату и сказал: «У вас прекрасные перспективы, вы можете получить от банка 5 тысяч долларов!» Это ни о чем! И я сразу решил, что эта работа абсолютно мне не подходит, все-таки хочется иметь свое жилье, а не кочевать время от времени по квартирам. И я решил идти водителем-дальнобойщиком. Месяц я отучился, чтобы получить коммерческие права, сдал несколько экзаменов и получил работу. Кстати, на работу очень сложно устроиться даже после получения лицензии, потому что у тебя нет опыта вождения. Но существует несколько компаний, которые берут на обучение людей на не очень большую зарплату. Но при этом они получают опыт и путёвку в жизнь. У меня был знакомый в такой компании, им требовался водитель, и он меня взял под свою ответственность. Это была компания, которая развозит продукты по русским магазинам. Мы водили большой 40-тонный грузовик. Там я отработал 4 года.
– Какие расстояния приходилось проезжать?
– У нас практически всегда был один и тот же маршрут с небольшими отклонениями. Около 1 300 миль от Майами до Нью-Йорка и из Нью-Йорка в Майами. Мы работали с напарником, наша машина шла не останавливаясь, и иногда нам приходилось делать по 2 рейса. За 5 рабочих дней иногда мы наматывали 5 с лишним тысяч миль.
– Примерно как от Москвы до Благовещенска! А можешь сравнить эту работу с работой наших российских дальнобойщиков?
– Есть небольшой нюанс – в паре работать сложнее, чем одному. Отдыхать практически невозможно, спать нужно в двигающемся грузовике. Дороги в Америке не везде идеальны, и иногда так побрасывает, что ты оказываешься в воздухе, такой отдых — это не отдых. И после того как ты якобы поспал, ты опять садишься за руль и едешь. Это очень изматывающий труд. Единственный плюс – никогда не надо возиться со сломанным авто или с пробитым колесом, там запрещено заниматься ремонтом, у тебя нет лицензии, чтобы это делать.
– Даже если ты умеешь?
– Да, это не поприветствует ни компания, где ты работаешь, ни страховая компания. Твоя компания может поучить штраф, а тебя могут арестовать за то, что, не имея допуска к машине, ты с ней возишься. Потому что ты можешь представлять угрозу.
– Тебя это не удивляло?
– Нет, меня это радовало! Сколько раз у нас были пробитые колёса, и ты просто звонишь в компанию и сообщаешь, где ты стоишь. И есть 3-4 часа для отдыха, можно поспать… Думаю, этот момент очень здоровский, водитель должен водить машину, а механик ее ремонтировать.
– Год назад ты попал в аварию в Америке, расскажи, как это случилось.
– Все произошло внезапно на ровной дороге. Кажется, там было 5 полос, выскочил микроавтобус и врезался в заднюю колёсную спарку в задней части кабины. Его развернуло и вынесло впереди поперек полосы. Если у меня была скорость 70 миль, это где-то 110 километров в час, в штате Вирджиния это максимально разрешённая скорость, то этот автобус летел минимум 125 километров.
Я краем глаза увидел, как он идет по диагонали, потом его откинуло и поставило попрек. У меня был выбор – просто ехать прямо, наверное, я бы даже не шелохнулся, но что было бы там с людьми? Была нулевая вероятность выживания, так как он стоял очень близко перед кабиной, а тормозной путь вряд ли скинул бы скорость ниже 80. Для них это было бы фатально… Пришлось принять решение и сделать резкий поворот влево. На хайвэе только одна полоса в одну сторону, встречная идет через лесопосадку. Поэтому я взял резко влево, машину сильно качнуло, удар пришелся в отбойники. Это такая металлическая лента, она прошла под кабиной и не давала потом вернуться на дорогу. Грузовик шел под наклоном, его перекинуло через этот заборчик, и потом на боку он продолжал лететь по грунту. Хорошо, что мой напарник к моменту аварии уже проснулся, вылез из спальника, иначе его бы, наверное, сплющило. Мы тогда шли гружённые дынями, и потом пришлось разрезать прицеп, чтобы эти дыни оттуда высыпались, иначе машину было не поднять.
Напарник мой не пострадал, он упал на меня, я потерял сознание и минут 40 был без сознания. Оказалось, этот микроавтобус принадлежал муниципальному образованию, они развозят детей в школу, и в тот момент там оставалось двое детей. Да хоть бы и один ребенок, это не имеет значения. Так что можно сказать, мы еще хорошо разъехались.
– Ты попал в больницу?
– Больница занимает там не очень много времени, тебя всегда пытаются быстрее выписать, потому что твое пребывание там накладно и дорого для самой больницы. У меня получилось 2 дня в реанимации, а на 5 день меня хотели выписывать, хотя я еще не мог ходить. Но жена настояла еще на двух дополнительных днях.
– И потом ты решил приехать в Россию, чтобы продолжить лечение?
– Да. Там очень здорово занимаются диагностикой, но с некоторыми направлениями медицины сложновато. Восстановлением, реабилитацией с помощью физиотерапии там практически не занимаются. И по этой причине мы приняли волевое решение, что нужно ехать в Россию, потому что здесь физиотерапия, реабилитация имеет вес. А там дают банку опиатов – обезболивающих, приравненных к наркотическим, и если 2 месяца их попить, то, наверное, потом… В больнице у меня была очень сильная терапия, так как были очень серьёзные переломы, связанные с позвоночником. Мне вызывали специальную команду, которая разрабатывает лечение таким образом, чтобы человек не сталкивался с болью. Поставили капельницы, у тебя есть волшебная кнопка – нажимаешь, 3 минуты капает, и ты спишь спокойно. После выписки мне дали бутылку таблеток на 2 месяца, но я сказал, что лучше буду без них, и столкнулся с реальной ломкой. Сухие глаза, чешется нос, суставы выкручивает, зуд по коже… Ночью нельзя уснуть, и ты не можешь найти себе место, все не так, бессонница. Три дня понадобилось, чтобы очиститься от этого всего и перейти в нормальное русло, правда, с болью, но когда ты уже не зависишь от этих препаратов.
Здесь, а Благовещенске, я походил по врачам, это намного дешевле, чем в Америке. И так как я гражданин РФ и прописан в Благовещенске, то имею право и на бесплатную медицину, и эта бесплатная медицина завершила этот курс. И, скажем так, слава российской медицине. Искренне. Как бы люди ни жаловались, что бы ни говорили – вот там в Америках! пусть не фантазируют. Есть там, конечно, и выдающиеся моменты, но что касается нашей российской физиотерапии – такого в Америке нет.
– Костя, расскажешь немного о своей семье? Ты женился в США?
– Да, у меня есть жена, дочка, то есть падчерица. И есть внук, с которым я провел очень много времени с рождения, есть кошка и собака.
– Кто твоя жена?
– Она женщина! (смеется) В нынешних условиях, когда такое происходит в мире, мне кажется, это очень важно сказать на всякий случай! Тем более что касается Америки.
Ее зовут Лена, и у нее, конечно, гораздо больше образований, чем у меня. У нее за плечами крутая юридическая школа, Киевский университет, есть голландское образование, и она окончила ту же самую юридическую школу (Фордам), которую окончил Трамп.
Моя жена порядка 10 лет проработала следователем в департаменте Нью-Йорка, расследовала преступления против города и входила в тройку лучших следователей. Кстати, ее непосредственным начальником был Блумберг, мэр города, и она была пару разу у него дома на вечеринках для сотрудников.
– Твоя жена из Киева?
– Да, Лена украинка по паспорту. Она оттуда уехала давно, еще в конце 90-х, получила политическое убежище. Интересно, что потом мы сдали генетический анализ, и оказалось, что украинской крови у нее и нет. Ее предки все с Волыни, у меня тоже старики с Украины, но что у бабушки, что у дедушки польские фамилии. И так получилось, что, когда я сдал генетически анализ, ей пришло сообщение, что анализ сдал человек, род которого перекрещивался с вашим родом 6 поколений назад.
– Вы с женой говорите на русском между собой?
– Да, хотя по-английски говорить не большая проблема. У дочери тоже муж местный, и в их семье говорят только на английском. Внуку 11 лет, он в Америке родился, но разговаривает по-русски прекрасно. Зять и тот учит русский язык, и уже есть прогресс. Ему интересно это, он интересуется культурой России.
– Ты особо отметил, что твоя супруга – женщина, а действительно в Америке очень много того, что в твоем понимании переходит за рамки? Тебе приходилось сталкиваться с чем-то, что тебе казалось выходящим из ряда вон?
– Я с этим пытаюсь сильно не сталкиваться, но количество однополых союзов там огромное. У нас жил в соседней квартире мужчина, он был из Беларуси, а его партнер – из Коста-Рики. И когда к нему из Беларуси приезжали родители, они не знали, что он живёт с парнем. И они шли такие расстроенные, а я подхожу и говорю: «Что-то случилось?» И они говорят: «Ну вот, мы надеялись, что он заведет семью, женится, а он живет с этим мальчиком». А я без всякой задней мысли говорю: «Да ничего страшного, у нас разрешены однополые барки, они женятся и все будет хорошо». И папа такой – тьфу! Плюнул в сердцах и пошел – мол, не об этом мы, а чтобы дети были и так далее. Конечно, то общество воспитывает толерантность к тому или иному, и вежливость в отношениях между людьми занимает высокую ступень.
– Вы специально выбирали штат для жизни?
– Флорида – это очень удачно расположенный штат. Как говорится, если есть рай на земле, то это Флорида. Конечно, летом жарковато, но если жить на восточном побережье, то благодаря постоянному бризу с океана там очень комфортно. Сейчас началась зима, и это самое благоприятное время для Флориды. Люди даже перестают пользоваться кондиционерами.
Мы живём в северной части Майами и много лет арендуем одну и ту же квартиру. В планах у нас купить свою квартиру или дом.
В Майами очень чисто. Знаешь, как показывали раньше – ты в белых кроссовках ходишь и потом в кровать падаешь. Я в белых кроссовках не хожу, но пыли там действительно нет. Время от времени проходит дождь – это раз, а во-вторых, там все покрыто газонами, земля не разносится.
– Как вы там оказались?
– У нас туда дочь поехала учиться в адвокатскую школу. До переезда мы жили в Нью-Йорке на второй линии от моря. За несколько месяцев до отъезда произошел ураган Сэнди, это был 2011 год. У нас было все заметено песком, в нашем дворе вода была выше человеческого роста. Мы тогда жили на 7 этаже, и я все это наблюдал. Когда пришла высокая волна и машины оказались под водой, у них у всех перемкнуло контакты, включились фары, и смотрелось это очень сюрреалистично… У нас тогда машины, слава богу, не было. В Нью-Йорке вообще не очень хорошо держать машину, очень сложно с парковками.
– Сейчас у вас есть авто?
– Да, все ездят на своих машинах. Дочка с мужем живут в отдалении, там без машин вообще нереально.
– И на каких машинах вы ездите, расскажи, пожалуйста! Очень интересно!
– У жены BMW 3 серии 22 года, а у меня мотоцикл Harley-Davidson и Ford Mustang кабриолет. Я считаю, когда очень тяжело работаешь, нужна какая-то вещь, которая тебя очень радует. Нет смысла работать ради обычных денег, что-то должно приносить тебе удовольствие.
– Расскажи, как ты получил гражданство США?
– На самом деле есть несколько путей получения гражданства. Некоторые просят политического убежища, часто бывает, что люди приезжают в Америку и сразу пытаются становиться оппозиционерами. Второй путь – и самый надежный – это брак по любви.
– У тебя так и получилось.
– Да. Но нужно пройти интервью в иммиграционном офисе, где офицер решает, настоящий ваш брак или нет. У нас был такой период, когда жена уехала в Майами, а я остался в Нью-Йорке зарабатывать деньги, и это длилось около полугода. Мы уже и забыли про это, а когда подали на получение гражданства, оно вдруг всплыло. «Вы не жили почти полгода вместе, объясните!», и это был на самом деле рискованный момент. Хорошо, что у нас были друзья-американцы, которые писали специальные письма и подтверждали, клялись, что у нас настоящий брак, и только после этого я получил гражданство.
Честно говоря, прошло уже столько лет, что когда я получил паспорт, то просто посмотрел на него, сказал – «ну здорово», положил этот паспорт и забыл про него. Гражданство на самом деле в жизни тебе ничего не дает в Америке, потому что ты, как и до гражданства, где-то устроишься и работаешь. И, если ты получил паспорт, твоя жизнь лучше не стала.
– Но ты можешь голосовать теперь!
– Вопрос голосования, да, и вопрос посещения других государств без визы. И опять же, когда ты возвращаешься из России в Америку, то зеленый коридор – это очень здорово, ты просто проходишь, никому ничего не должен, тебе в паспорт ставят штамп и – велком!
– Добро пожаловать домой.
– Да.
– Получается, у тебя два гражданства. Ты можешь и в России голосовать, и в Америке?
– Получается, что да.
– В США ты уже голосовал? За кого?
– За… Игоревича Трампа (смеется). У нас так друзья шутят.
– Ты следил за тем, как шли выборы?
– Да, и я видел момент, когда все так странно произошло: прервалась трансляция, и вдруг бабах, и Байден сразу далеко впереди. То есть я видел, как долго они набирали эти проценты, и где-то в 4 утра такой бабах! Думаю, не может быть, что сразу пришли люди и привезли с собой грузовик бюллетеней за Байдена. Это странным показалось.
– Кто у тебя остается в Благовещенске?
– Мама.
– Ты хотел бы, чтобы она переехала к тебе?
– Это очень сложно сделать, даже невозможно. Во-первых, у нее нет большого желания переезжать, во-вторых, у нее здесь подруги, а там придётся столкнуться с вакуумом вокруг, все будет на английском языке, потому что мы живем не в русском районе, а в американском. И третий момент – если раньше можно было привезти своих родителей, и через год государство уже начинало им пенсию давать, то сейчас ты должен содержать 5 лет родителей за свой счет. Ни медицины не будет, ничего не будет, ну и последнее – мама уже в возрасте, и, чтобы начать что-то делать, надо ехать во Владивосток и потом, может, в Москву, этот переезд был бы для нее очень тяжелым.
– Сейчас ты вернешься домой, к семье, что ты хочешь сделать в первую очередь, может, куда-то пойти?
– Обнять свою семью. Прижать к себе собаку. Погладить кота.
– А пойти к океану?
– К океану почему-то тяга пропала! Хотя первый год мы только там и находились. Сейчас такого уже нет. В этот раз я задержался надолго здесь, и, понимаешь, на самом деле есть очень много вещей, которые держат тебя на твоей этнической родине. Здесь осень, холодно, но все родное здесь. Все равно там есть небольшое чувство, что ты немножечко турист, как бы то ни было. Какой-то процент в голове работает на то, что это не родина, скажем так.
При использовании материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт AMUR.LIFE обязательна.
