Как часто женщины остаются один на один с горем? Как найти в себе силы перенести это и поверить, что все будет хорошо? К нам в редакцию пришло письмо, которое мы считаем важным опубликовать. Одна непридуманная история.
– Эта история случилась в моей жизни почти 20 лет назад. Я была молодой девушкой, студенткой и начала встречаться с парнем, тоже студентом. Мне нравилось, что мы с ним читаем одни и те же книги, я могла начать какую-то фразу из книги, а он ее подхватить и закончить. При этом он был спортивным парнем, человеком с юмором, мог найти общий язык с любым, и мне нравилась такая его раскрепощенность, можно сказать, он меня покорил этим.
Мы учились в разных вузах. Я жила в общежитии, а он – со своей девушкой в своей квартире. Про девушку он объяснил мне, что они на грани расставания, но так как она приехала за ним в Благовещенск из другого города, то жить ей негде, и они уже просто живут вместе, как соседи, а не как близкие люди.
В общем, я приняла это объяснение, звучало правдоподобно, тем более мы действительно проводили вместе все свободное время, ночевали у его друзей, ходили по городу, только держась за руки, нас тянуло друг к другу…Сейчас вспоминаю, что тогда не раз говорила ему, что хочу от него ребенка. Это было как признание моей любви к нему и желание стать для него особенной, единственной, матерью его ребенка.
Конечно, я видела, что он не прочь выпить, но меня это не слишком смущало. Мы и сами в ту пору не раз становились участниками посиделок в нашей общаге, куражились, пробовали курить коноплю. Так что на этом фоне неравнодушие моего молодого человека к алкоголю не сильно бросалось в глаза.
Через несколько месяцев после нашей первой встречи я поняла, что забеременела. Наверное, тест для беременности купила, даже не помню уже. Никакого страха, растерянности не было. Была радость – ура! Я стану мамой его ребенку! Через столько лет не могу вспомнить, как отреагировал на это известие мой парень. Наверное, ему было страшновато, но он сказал – давай жить вместе.
К тому времени его бывшая девушка окончила университет и уехала из Благовещенска. И я, забрав свои вещи из общаги, переехала к нему. Как раз в город приехали его родители, мы познакомились. Они знали, что я жду ребенка, и приняли это. Но через несколько месяцев моя жизнь превратилась в ад.
Сейчас тот период вспоминается как страшный сон. У нас дома часто собирались компании моего парня, много пили и не только… Выяснилось, что мой молодой человек часто покуривает травку, о чем я раньше и не знала. Но мы жили вместе, я встала на учет в женскую консультацию, как положено, до 12 недель, регулярно ходила к врачу, сдавала все положенные анализы, ходила на УЗИ. Никаких отклонений ни у меня, ни у ребенка не выявляли, беременность проходила нормально.
А дома тем временем обстановка становилась все тяжелее. Мой молодой человек часто не ночевал дома, уезжал, говорил – к друзьям. Один из его друзей напрямую посоветовал мне расстаться с этим парнем, но я как будто не принадлежала самой себе и продолжала вести это тягостное существование. Уже позже выяснилось, что отец моего будущего ребенка встречался в то время с другой девушкой. Но я, наверное, не хотела замечать очевидные вещи!
Первый нервный срыв у меня случился, когда он против моей воли в очередной раз собрался уйти из дома. Помню, как металась по квартире, кричала страшным голосом, срывала со стен плакаты… Это была истерика, и некому меня было остановить. Тогда он все равно сделал по-своему и ушел, а я осталась. Но самое страшное ждало меня впереди.
Вечер 31 декабря 2000 года я, наверное, не забуду никогда. Я сидела в ванной, уже с огромным животом. Срок был 7 месяцев. Мы собирались отправиться отмечать Новый год в гости к моей сестре. И вдруг он вошел ко мне в ванную и сказал, что решил уехать и отметить праздник с друзьями. Я осталась одна. Сидела в воде и ревела от бессилия, от обиды. Потом взяла себя в руки и все же поехала к сестре. Наступающий новый год не сулил мне ничего хорошего, так и вышло.
До сих пор помню тот день – 26 января. На этот день у меня было назначено третье по счету и последнее УЗИ. Почему-то меня отправили не в женскую консультацию, как раньше, а в поликлинику. К тому моменту мы с моим молодым человеком помирились, и он пошел на исследование вместе с мной. Помню, что даже надел костюм и белую рубашку. Мы хотели узнать пол нашего будущего ребенка! Вообще, мы решили для себя, что это мальчик, и хотели назвать его Богданом.
В кабинете врача я, как обычно, легла на кушетку. Женщина-врач начала водить датчиком по моему животу. И мы спросили: «Скажите, кто у нас – мальчик или девочка?». «Ой, ребятки, у вас тут такое, что пол вам знать совсем не обязательно. У ребенка гидроцефалия», – сказала доктор. Я тогда толком не знала, что это за патология, но поняла, что у нас все плохо, и увидела, как изменился в лице мой парень. Он только сказал упавшим голосом – да вы что?! Врач сказала мне, что эта патология не совместима с жизнью ребенка. Мне стало плохо. Состояние было предобморочное. Мне принесли воды, помогли встать. И мы ушли.
Даже сейчас, вспоминая это, не могу сдержать слезы. Потом поняла, что именно в тот день я похоронила своего ребенка. Помню, как всю ночь в мозгу стучалось слово: «Гидроцефалия… Гидроцефалия…». На следующее утро, наверное, мы уже сидели в кабинете заведующего роддомом. И он сказал мне, что беременность нужно прерывать. До родов оставался где-то месяц…
Речь даже не шла о том, чтобы попытаться сохранить этого малыша. То ли в силу своей молодости, глупости, страха, но по какой-то причине я даже не спросила у врачей, возможно ли это? Такого варианта никто не предложил. Медики говорили однозначно – необходимо стимулировать преждевременные роды. Что будет дальше, никто мне не объяснял, а я боялась спрашивать. Помню, как я умоляла сделать мне кесарево, чтобы ничего не видеть и не чувствовать. Но врач сказал: «Нет, в данной ситуации мы так делать не будем. Тебе еще рожать».
Меня положили в роддом. Будущие мамочки, лежавшие в той же палате, конечно, пытались заговорить со мной – мол, кого жду и когда. Но я была как в оцепенении. Мне повторили УЗИ и нашли у ребенка еще несколько тяжелых аномалий – я впервые узнала о синдроме Арнольда-Киари, о спина бифида. Время шло, меня готовили к родам. Вводили какие-то препараты.
Однажды ко мне в палату прибежала врач из той женской консультации, где я наблюдалась. Она, извиняясь, забрала у меня карту, которая находилась у меня. Мне даже в голову не пришло спросить у нее – как так получилось? Почему эти отклонения не заметили раньше, на первом или втором УЗИ? Потом уже мне сказал знакомый доктор, что в то время аппарат УЗИ в женской консультации был очень примитивный – «самовар», как выразился специалист. В областном роддоме, где я лежала, врачи спрашивали меня, как протекала беременность. Честно призналась им, что так и не смогла бросить курить, а отец ребенка тоже увлекался алкоголем и травой. Но точную причину таких патологий мне так никто и не смог назвать.
Настал тот день, когда все должно было случиться. 8 февраля. Я лежала в предродовом боксе вместе с женщиной, которая ждала появления на свет дочки. Она мучилась в схватках, а я попросила обезболить меня. Не хотела ничего чувствовать. Жила все эти дни, просто сжав зубы.
Мне прокололи околоплодный пузырь, потекли воды. «Зеленые», – сказал кто- то. Когда пришло время ложиться на родильный стол, я помню, как умоляюще посмотрела на доктора, который обеспечивал анестезию. «Пожалуйста, – попросила я его. – Я не хочу ничего видеть». Наверное, он увеличил дозу препарата, и я отключилась.
В себя пришла уже в палате. На животе лежал пузырь со льдом. Я больше не была беременна. Физически этот кошмар, случившийся со мной, закончился. Но я не знала, сколько слез еще у меня впереди.
Ко мне в палату зашел доктор и сказал, что все диагнозы у плода подтвердились. А я спросила, кто это был – мальчик или девочка. Девочка – ответил врач. Вот и все.
Уже потом я узнала, что у меня была плодоразрушающая операция. Даже слово жуткое, объяснять ничего не надо. А из черепа ребенка откачали около литра жидкости. Это я прочитала в своей карте. Кстати, отец нашей нерожденной девочки пришел, несмотря на все запреты, ко мне в палату. Возможно, он был пьян, я не помню. Много позже я поняла, как сильно мне не хватало психологической поддержки. Для таких женщин, как я, не была предусмотрена помощь психологов.
Из роддома я вернулась домой. Плакала, убирая детские вещи, которые уже приготовила к рождению. Чепчики, ползунки, распашонки, кружевной конверт… Мы еще пытались налаживать совместную жизнь, но через короткое время окончательно расстались. Он улетел в родной город, я уехала в свой. Примерно через год-два узнала, что мой бывший женился, у него родился сын. Это было особенно обидно.
Теперь я мама. Прав был врач, когда отказал мне в кесаревом сечении, хоть это и казалось жестоким. Все мои дети появились на свет здоровыми. Правда, в моей карте теперь значился отягощенный акушерский анамнез, и я пристально проверяла каждый показатель своих анализов, с огромным страхом ходила на УЗИ. Спустя годы я случайно встретила ту женщину, с которой лежала в одной предродовой палате. Ее дочке, появившейся на свет в тот день, было уже 7 лет.
Каждый год 8 февраля я ездила в церковь и ставила свечку за упокой своему ребенку, а пару лет назад почему-то перестала. Спустя почти два десятка лет я, конечно, стала реже вспоминать эту трагедию. Но мне кажется, психологически я так и не смогла до конца правильно ее пережить. Это чувство огромного горя, страха, как будто на тебя положили тяжелую плиту, а в твоей голове бьется всего одно слово «гидроцефалия», вновь нахлынуло на меня.
Но эту историю я решила рассказать для тех, кто вдруг оказался в подобной ситуации. Мне сейчас почти 40 лет, и теперь я понимаю, что очень многие женщины переживают трагедии, связанные с беременностью. И вряд ли большинство из них, как и я, в связи с этим обратились за помощью к психологу. Это горе, и его нужно пережить. Наверное, каждый идет своим путем. Просто знайте, что вы не одни и у вас все обязательно будет хорошо.
Комментарий психолога Юлианы Канунниковой:
– Утрата женщиной ребенка, будь то замершая беременность, выкидыш или патологии, не совместимые с жизнью, то, что на медицинском языке называется патологией плода, но для женщины, по сути, с самого начала беременности, особенно желанной, – это ребенок, и женщина любит его задолго до его рождения. Прерывание беременности по каким-либо причинам для женщины означает смерть ребенка. Горевание, утрата в этом случае проживается по общим законам проживания горя. У проживания горя есть свои этапы – и момент несогласия, отрицания, и торги, и сильные эмоции – гнев, и депрессия. И в конечном итоге, если позволять себе все эти эмоции проживать, выпускать, то происходит принятие.
Конечно, это воспоминание всегда будет вызывать грусть, печаль, но с этим можно жить дальше без боли, которая сопровождает эти воспоминания. Если нет полноценного проживания горя, то воспоминания как бы закупориваются, откладываются, и любое обращение к этой теме – например, когда эта женщина встречает другую женщину с маленькими детьми или когда у нее самой появляются дети, – это все вызывает снова и снова ощущения боли и горя.
Тем более в нашем обществе не принято позволять горевать полноценно вообще и по нерожденному ребенку – в частности. Многие говорят, что это еще не ребенок, только плод, ты молодая, у тебя еще будут дети. Все эти фразы вызывают только приступ боли и ощущение непринятости, непонятности своих переживаний со стороны других людей. Даже близкие люди в какой-то момент говорят: «Ну сколько можно плакать!». Но плакать можно и нужно столько, сколько необходимо, чтобы выпустить всю эту боль.
Конечно, оптимально нужна работа со специалистом или как минимум разрешение, легализация проживания горя, причем неважно, сколько лет прошло. Даже если с утраты прошло 20 лет, а она не была прожита, можно возвращаться, говорить об этом, плакать и отпускать все эти чувства, все эти непростые эмоции и в конечном счете принимать утрату и жить дальше, просто уже с воспоминанием того, что это было.
Однозначно не получится забыть – память о любом утраченном дорогом и близком человеке сохраняется. А когда мы теряем ребенка, происходит еще и утрата будущего, утрата смыслов, надежды, каких-то будущих мгновений, будущей жизни, особенно когда мы говорим про желанную беременность и у будущей мамы были мечты про то, как она будет мамой, как она будет жить с этим ребенком.
Проживать горевание очень важно, говорить об этом можно и нужно столько, сколько потребуется, чтобы принять случившееся и отпустить, разрешить себе жить дальше, помнить и при этом быть счастливой.
При использовании материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт AMUR.LIFE обязательна.
