Еще совсем недавно вся страна следила за событиями в Екатеринбурге, где намерение власти построить на месте сквера храм вызвало бурные протесты со стороны городского населения. Пока Екатеринбург лихорадило, я вспомнила историю, которая произошла в Благовещенске несколько лет назад, – в сквере возле парка Дружбы тоже возвели храм. Тогда народ бурно протестовал в интернете, но дальше этого дело не пошло.
На семинаре под названием «Свобода. Правовое сознание. Этика», на котором я побывала недавно, выступал один из самых известных российских политологов, первый вице-президент Центра политических технологий, профессор Алексей Макаркин. Обсуждалась в том числе и роль Русской православной церкви в обществе. Что представляет собой современная РПЦ, почему ее называют церковью переходного периода и в чем ее главная проблема, об этом в интервью Алексея Макаркина.
– Алексей Владимирович, насколько сейчас сильна роль РПЦ в современном обществе?
– Эта роль достаточно противоречива. Православие в России – это доминирующая конфессия. Когда у нас принимали закон о защите чувств верующих, то он был активно поддержан Русской православной церковью, думаю, что в определенной степени ей же и инициирован. И под верующими здесь в первую очередь понимались именно представители РПЦ.
Влияние РПЦ на современное общество, конечно, имеется. Интересно, что наибольших успехов в продвижении своих интересов церковь добилась при президентстве Дмитрия Медведева. Медведев тогда хотел понравиться всем – и либералам, и православным. Поэтому был принят ряд значимых документов, действующих до сих пор. Это, например, законодательство о реституции церковной собственности. То есть у нас в целом такая реституция запрещена, если брать частных лиц. К примеру, семья Романовых не может претендовать на свои прежние дворцы, а церковь не просто может претендовать, но ее претензии защищены российским законодательством. Исключением, скорее, является то, что ей что-то не возвращают. Например, был конфликт в Санкт-Петербурге вокруг Исаакиевского собора, где начались серьезные протесты со стороны немалой части питерской интеллигенции, да и в целом население Петербурга (как показывали опросы) было против такой передачи. Но это, скорее, показательное исключение. Во многих других случаях передача осуществляется без всяких вопросов. Это один момент.
Второй момент то, что основы православной культуры были включены в федеральную образовательную программу. Заметьте, в федеральную. Правда, здесь есть альтернатива, например, «Основы светской этики». И третий момент – это введение священников в армии, то есть военных капелланов.
– Почему власть так поддерживает РПЦ?
– Как я говорил, роль церкви усилилась при Медведеве. Сейчас при Путине подобная политика продолжается, но новых законов в последнее время я не припомню. Старые законы Путин тоже не отменяет, потому что это будет означать конфликт. Конечно, Путин не против православной церкви.
Но сейчас мне кажется, что нынешняя российская власть исходит из того, что церковь – это не равноправный партнер государства. Что церковь – это некий союзник, некий инструмент, один из окологосударственных институтов, у которого есть свои задачи. Но подхода, которого придерживается часть представителей церкви о том, что идеал – это 17 век, патриарх Никон, который был фактически соправителем, такого подхода не одобрит ни один глава светского государства.
В чем сейчас проблема церкви? В России слово «компромисс» считается ругательным еще со времен пламенных революционеров и комсомольцев. Поэтому, если ты уступаешь, то ты слабак. А если ты сумел продавить свои интересы, значит, ты – молодец. В советское время было целое поколение архиереев, которые шли на компромиссы. Многие из них очень уважительно относились к деятелям культуры, договаривались с ними. Они не понимали, как, например, можно давить на музей, чтобы музей переехал в другое место.
– А сейчас церковь действует по-другому?
– Сейчас в церковь пришло новое поколение, и восторжествовал такой «комсомольский» подход – все и никак иначе. Соответственно возникают противостояния.
– Как в Екатеринбурге?
– Да, это город, в центре которого много храмов и мало скверов. Город промышленный, город, где каждое дерево на счету. И вот возникает идея построить роскошный храм. Причем, эта идея ведь возникла не в безвоздушном пространстве. Она наложилась на нынешнюю социально-экономическую ситуацию. И то, что храм строят на частные деньги, тут же люди парируют – деньги частные, а заводы-то старые, еще советские. То есть те бизнесмены, которые жертвуют деньги, эти заводы не строили. Значит, деньги советские, то есть общие. И звучат такие предложения – раз уж эти бизнесмены хотят пожертвовать деньги, то пусть сделают что-то для всех жителей города, а не для отдельной категории.
Что интересно, в 90-е годы в Москве был построен огромный храм Христа Спасителя. И таких протестов не было. Потому что тогда у церкви был огромный кредит доверия, а у общества был запрос на храмы. Сейчас это стало уходить.
– То есть кредит доверия стал меньше?
– Да, существенно меньше. Еще к тому же есть одна важная проблема: каждый человек хочет видеть в церкви что-то свое. Но церковь наша исходит из очень старого традиционного принципа, что она должна быть учителем. То есть она должна провозглашать определенные истины, а остальные должны принимать то, что озвучат с амвона. Но дело в том, что это все наложилось на наше весьма светское общество.
А что значит современное светское общество? Это когда человек сам конструирует свое мировоззрение. В том же традиционном обществе человек слушает священника, епископа, патриарха или понтифика, который что-то там провозглашает. В светском обществе человек сам проявляет инициативу. Он может считать себя православным и голосовать за коммунистов, может считать себя православным и верить в переселение душ или поддерживать аборты. И поэтому когда церковь начинает настаивать на своем, то какая-то часть общества выступает против. Таким образом, у нас появился такой феномен, как «антиклерикализм», которого в 90-е годы не было.
– Тогда и церковь вела себя по-другому
– При Алексии она вела себя осторожнее, конечно. И если сравнить патриаршество Алексия и Кирилла, то можно сказать, что Кирилл больше стремится быть современным, пытается выстраивать диалог с молодежью, но при этом он в большей степени выступает в качестве адепта богатой могущественной церкви. А вот это не всем нравится. Тут еще есть проблема – контраст внутри самой церкви. То есть с одной стороны, есть те, кто ездит на мерседесах, а есть огромное количество священников, которые еле сводят концы с концами. Но общество судит церковь по первым. О вторых оно часто мало что знает. Зато у такого-то митрополита мерседес, а у такого-то патриарха – часы, это все активно обсуждают. И это бьет по репутации церкви.
– На ваш взгляд, как наше общество в большинстве своем относится к РПЦ?
– В целом люди не очень интересуются церковными вопросами. Они к церкви относятся равнодушно. Причем все это интересным образом сочетается с тем, что на Пасху или на Крещение они продолжают приходить к храму, заметьте, многие не в храм, а к храму. Чтобы набрать святую воду или освятить куличи. Как дань традиции. То есть люди продолжают называть себя православными, они уважительно относятся к церкви как к институту, но они становятся к ней более равнодушны.
Сейчас мы сталкиваемся с ситуацией, что люди в целом церковь одобряют, а вот в частности очень не хотят, чтобы храм был рядом с их окнами. Где-нибудь еще – пожалуйста, но не у нас. А когда еще собираются сторонники храма, чтобы пролоббировать эту идею, соответственно это вызывает раздражение у остальных.
Поэтому на сегодня мы получили такую ситуацию в стране, что церковь действительно выглядит сильной, но в этой силе заложена серьезная опасность. Можно привести пример с католической Польшей. Там уровень религиозности значительно выше. Предмет вероучения преподается в школах, и не только в 4-м классе, как у нас. И в результате триумф церкви обернулся тем, что появились антиклерикальные партии. Одна из этих партий прошла в Европейский парламент. Сейчас в Польше антиклерикальные настроения, особенно среди молодежи, усиливаются.
– Как вы думаете, после ситуации в Екатеринбурге, изменится ли поведение самой церкви? Станет ли она более лояльной и гибкой?
– Не думаю, что поведение РПЦ изменится, потому что политическая культура осталась «Уступил – показал слабость». А губернатор в регионе будет смотреть на тебя как на слабака. Поэтому церковь так и будет продолжать продавливать свои интересы.
– А как будет вести себя государство?
– Государство в каких-то вопросах будет идти навстречу, там, где это будет рационально. Там же, где это будет излишне, либо будет негативная общественная реакция, государство будет маневрировать между разными интересами. То есть во всех случаях оно вставать на сторону церкви не станет. Особенно сейчас, когда в обществе усиливаются протестные настроения, связанные, прежде всего, с экономическим положением. Люди устали, оптимизма у них поубавилось. Доходы либо остались прежними, либо уменьшились. И, в общем, в этой ситуации продавливание интересов церкви государством будет восприниматься без особого энтузиазма.
При этом не думаю, что у нас в ближайшее время появятся какие-то антиклерикальные партии. Наше общество в основной своей массе конформистское. Оно не хочет заморачиваться, не хочет биться по всем фронтам – с чиновниками, с клерикалами, еще с кем. Оно, скорее, склонно тихо саботировать то, что ему не нравится. Чтобы и на конфликт не идти, и собственные интересы отстоять.
Подводя итог, могу сказать, что современным российским обществом востребована церковь, которая присутствует отнюдь не во всех сферах жизни. А как часть культуры, истории, как место, куда можно обратиться в сложной ситуации. Большинство россиян не хотят, чтобы церковь была везде, в каждом дворе, чтобы она диктовала правила поведения. Люди все-таки хотят решать сами.
При использовании материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт AMUR.LIFE обязательна.
