Евгений Дубяга рассказал Амур.Life о своей профессии
Работа с трупами, извлечения органов и кровь – вот что в первую очередь рисует воображение большинства людей при слове «патологоанатом». Этот и многие другие мифы о своей работе развеял врач-патологоанатом с 12-летним стажем Евгений Дубяга.
Став врачом, нарушил семейную традицию
– В детстве я мечтал стать лётчиком или врачом. В итоге выбрал профессию более приземлённую. Да и амурская медицинская академия оказалась ближе, чем лётное училище. Ещё в школе я полюбил химию и биологию. Теперь о детской мечте – быть лётчиком – напоминают фотографии, которые висят у меня в кабинете (улыбается).
Связав свою жизнь с медициной, я нарушил семейную традицию – родители и сестра у меня педагоги. Окончив в 2002 году медакадемию, сразу поступил в аспирантуру по специальности «патанатомия». Хотя изначально, поступая в академию, я хотел быть хирургом. Интерес к патанатомии проснулся на шестом курсе. Учился по этому направлению я три года, затем защитил кандидатскую диссертацию и пошёл передавать свои знания студентам на кафедре «патологической анатомии». Спустя шесть лет к преподавательской деятельности добавилась практическая – в 2011 году пришёл работать в областную больницу. Узнав, что я буду работать патологоанатомом, знакомые отговаривали, не понимали. Просто мало знали об этой профессии.
Наша задача – правильная диагностика
Одна из причин, почему я увлёкся именно патанатомией – диагностика. Причём не только причин смерти, но и различных прижизненных заболеваний. Более того, работа патологоанатома интересна тем, что она объединяет в себе почти все области медицины. То есть, чтобы поставить правильный диагноз, мы должны разбираться в хирургии, терапии, гинекологии, урологии, педиатрии и других разделах медицины. Это меня и заинтересовало в патанатомии.
Вопреки устоявшемуся мнению, мы работаем в основном с живыми людьми, а не с мёртвыми. Вскрытия тел в нашей работе занимают лишь 15-20 % от всего объёма работы. Всё остальное – гистологические исследования для диагностики прижизненных заболеваний. Говоря профессиональным языком – исследование биопсийного и операционного материала. То есть к нам поступают удалённые органы или кусочки тканей, взятые у пациента с лечебной или диагностической целью, их мы исследуем и даём заключение, хотя больной, как правило, не подозревает, что этим занимается патологоанатом. Лечащий врач ставит окончательный диагноз, опираясь на наше заключение.
Вскрытия
Вообще у нас несколько видов работ, и все они занесены в график – вырезка сырого материала, вскрытия, просмотр гистологических препаратов. Рабочий день у нас длится с 8:00 до 14:00. За это время в среднем, если у нас по плану вскрытия, врач успевает вскрыть до 3-4 трупов.
Мы обслуживаем не только областную, но и городскую больницу, туберкулёзный диспансер и больницы близлежащих районов. (В морг областной больницы поступают только тела умерших от болезней, а не от внешних причин – Прим.ред.) Кстати, тела детей мне ни разу вскрывать не приходилось – для этого есть отдельные специалисты. Тем не менее это морально нелегко – видеть, когда умирают маленькие дети. Во время работы мне иногда приходится наблюдать, как их вскрывают коллеги за соседним столом. Тяжело все это...
Много времени занимает у нас работа с документами.
Сначала мы изучаем историю болезни. Если делаем вскрытие, то в присутствии лечащего врача умершего. Извлекаем из тела весь органокомплекс и изучаем органы – перед этим мы уже знаем примерный диагноз. Расхождения с ним встречаются очень редко. После вскрытия пишем протокол и формулируем патологоанатомический диагноз. То же самое касается и исследования биологического материала.
Врачебные ошибки – редкость
В нашей работе нет понятия «врачебная ошибка», есть понятие «расхождение диагнозов». И то, таких случаев – примерно десять в год по всей области. Есть три категории расхождения диагнозов.
Первая связана с объективными причинами, например, отсутствие необходимого оборудования или нетипичное протекание болезни. Вторая из-за субъективных причин – недостаточная квалификация врача или неверная расшифровка лабораторных исследований, но даже несмотря на эти причины, больной бы погиб. И третья – врач поставил не тот диагноз и назначил неправильное лечение, что затем привело к смерти.
Если и встречаются расхождения диагнозов, то в основном первой категории. Случаев, когда пациент умер из-за неверного лечения и неправильного диагноза по вине лечащего врача, в моей практике не встречалось.
Бывают сложные случаи, связанные в нашей работе с формулировкой диагноза. Иногда думаешь над этим долго, причём не только на работе, но и дома. В таких ситуациях приходится дополнительно изучать специализированную литературу, прибегать к дополнительным методам исследования.
Можем ли мы перепутать органы двух разных умерших людей? Определенно могу сказать, что в нашей работе такого быть не может. Потому что каждый врач-патологоанатом занимается вскрытием только одного умершего, у каждого свой секционный стол. Над каждым телом ставится небольшой столик, на который укладываются органы, извлечённые из тела. После исследования они возвращаются на своё место в том же количестве, и перепутать или тем более ошибиться и вложить чьи-то органы кому-то другому – невозможно.
Быть патологоанатомом не страшно
Трупов я точно не боюсь (смеётся). Есть определённый психологический барьер, который студенты-медики проходят ещё на первом курсе. Уже тогда им начинают преподавать анатомию на трупах. Своё первое вскрытие я сделал на шестом курсе. Когда преподаватель предложил кому-то из группы показать свои знания на практике, я сам вызвался попробовать. Правда, тогда это заняло часа два, а не час, как сейчас (улыбается). И вообще, бояться надо живых, а не мёртвых – только живые могут причинить какой-то вред.
Единственное, чем может быть опасно тело умершего, – инфекциями. Это те, кто умер от инфекционных заболеваний. При работе с ними мы надеваем три пары перчаток: помимо обычных резиновых, ещё и специальные – кольчужные. Они сделаны из плотной ткани. После каждого вскрытия все средства защиты утилизируются.
Как и у любого человека, у меня, конечно же, есть определённые страхи. Так сходу не перечислю, но страх смерти присутствует. Мне 38 лет – пожить-то ещё хочется.
О снах, вере и приметах
Наша, христианская вера не запрещает бояться смерти, как, например, у мусульман. Сам я крещёный и верю в загробную жизнь. Точнее, я даже не представляю, как это всё может выглядеть, но что-то управляет человеческим разумом, и оно, скорее всего, существует.
За всё время, что я работаю патологоанатомом, работа мне снилась всего пару раз. И то сам процесс, а не люди. У нас есть такая условность – не смотреть в лица умершим (если только там нет какого-нибудь патологического процесса). Во-первых, мы понимаем, что этот человек жил, как и мы, и стараемся не углубляться в переживания. Во-вторых, на это просто нет времени – надо поскорее сделать свою работу и сформулировать диагноз.
У врачей-патологоанатомов в работе нет примет, но есть одна особенность: мы никогда не будем вскрывать своих родных, друзей или знакомых. Не положено у нас это.
Найти работу – нелёгкий труд
Получить профессию врача-патологоанатома не сложно. Гораздо труднее найти место работы, свободную вакансию. Это при том, что зарплата у нас, как у всех врачей. Разница лишь в том, что у нас нет доплаты за ночные дежурства, потому что по ночам мы не работаем. Точную сумму своей зарплаты я называть не хочу, но могу сказать, что она в среднем около тридцати тысяч рублей. Нам на жизнь хватает (улыбается). Что касается мнения о так называемых откатах за умолчание о настоящей причине смерти, то это – миф. Мы ведь несём уголовную ответственность за сокрытие или утаивание диагноза. Это всё может выясниться, например, при следственной проверке. Стать участником уголовного дела мне не хочется. Да и самого себя совесть замучает. Тем более родственники умершего хотят знать истинную причину смерти, а одна из черт патологоанатомов – честность.
О семье
Моя семья – жена и двое сыновей 4 и 12 лет – спокойно относятся к моей работе. Дети знают, что их папа устанавливает причину смерти людей. Вопросов у них пока не возникает. Чего не скажешь о друзьях и знакомых. Люди, когда узнают, кем я работаю, очень удивляются, смотрят как на нечто сверхъестественное. Хотя я считаю, у меня обычная профессия. И я никогда не скрываю, кем я работаю. Наоборот, горжусь, ведь я занимаюсь интересным и полезным делом.
При использовании материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт AMUR.LIFE обязательна.
